Что может быть прекраснее, чем вечер трудового дня в кругу любящей семьи? Наверное, ничего. Но, надо сказать, некоторое дополнительное очарование этому священному времени может добавить рюмочка горячительного, тайком употреблённая на кухне, пока дражайшая половина с милыми сердцу отпрысками заворожены мерцанием голубого экрана… Горячительного, которое обычно наливают в рюмочки, у меня в тот вечер не было. Была пара баночек пенного. Тоже хорошо, конечно, но есть небольшая сложность: при открывании баночка издаёт характерный шипящий звук, который может быть услышан и неправильно истолкован. То есть, истолкует-то его драгоценная супруга верно, но на сам факт отреагирует… Да чего уж тут писать, и так всё ясно… Я был в затруднении! Однако вечер был так хорош, что обидеть его, не придав дополнительной хорошести, я не мог ни в коем случае.
«Какие проблемы? Просто вскрой банку в ванной, открыв воду!» — скажете вы и будете глубоко не правы. Чтобы заглушить звук посторонним шумом, источник этого шума должен быть не там, где звук, который мы глушим, а там, где его слушают! Это должен знать каждый, кто читал бессмертную книгу «Двенадцать стульев» Ильфа и Петрова. Помните, там парочка безуспешно пыталась оградить свои любовные воздыхания от посторонних ушей, включая в своей комнате примус? Телевизор в гостиной работал не так громко, чтобы усыпить бдительный слух моей жёнушки, и акустика в квартире всегда работает против меня… Что ж, для того и дан нам разум, чтобы силою его преодолевать препятствия, которые неустанно ставит перед Человеком судьба! Пришлось мне покумекать…
Для начала я подсел к семейству и сделал вид, что очень-очень интересуюсь приключениями прыгучих мишек, которые они смотрели (мультяшные медведи то и дело прибавляли себе прыгучести, прикладывались к бутылочкам с волшебным соком, словно выражая мне свою солидарность). Попросил сделать погромче. Потом ещё. Когда в ушах начало позванивать, я встал и отлучился на кухню. Мишек было слышно на всю квартиру, но я знал, на что способны уши моей жены, и для верности открыл на кухне фрамугу. Не знаю, что сказали бы настоящие физики, но по-моему, если часть звуковых волн улетает в окно, то до гостиной их доберётся меньше… Вытащив заветную запотевшую баночку из своего рабочего портфеля, я торопливо выставил руки в окно. Пшик! Как много в этом звуке… Мне даже показалось, что фонарь мигнул, а деревья усиленно заскрипели кронами под порывом налетевшего ветра. Мои руки дрогнули, и несколько капель драгоценного нектара пролилось на карниз и окропило асфальт под окном…
В гостиную я вернулся в прекрасном расположении духа, дожёвывая зубчик чеснока (дураков нет!). Супруга поморщилась, но промолчала — не ругать же человека за то, что он укрепляет здоровье!
Вечер продолжался чудесно. Мишки прыгали, дети смеялись, а на меня нашла приятная дремота. Раскинувшись в кресле и закинув ноги на табуретку, я словно грезил наяву, прислушиваясь к волнам тепла, блуждающим по телу… Прошло минут тридцать. Всё было замечательно и просто здорово, но вдруг я подумал: «А может, можно ещё здоровее?» Подтвердить это или опровергнуть можно было лишь опытным путём. Снова попросив сделать погромче, я посмотрел минут пять и опять прошествовал на кухню. Весенний тёплый ветер обдал моё лицо, когда я открыл фрамугу… Вторая банка была уже мокрой от долгого лежания без холодильника, так что я подоспел вовремя. Я выставил её в окно на вытянутых руках и сам протиснулся вслед почти по пояс — насладиться свежим воздухом, напоённым запахами пробуждающейся жизни… Не пролить бы опять… Тут я зачем-то глянул вниз и остолбенел. Внизу, прямо под моим окном, стоял упырь! Да-да, самый настоящий! Хоть я их раньше и не видел, но ошибиться было невозможно! Тощая долговязая фигура была закутана в чёрный плащ. Из-под широкополой шляпы на меня смотрело совершенно белое, белее мела лицо со впалыми щеками. А глаза — так их вообще не было! На меня пялились две чёрные дырки!
Какое-то время мы просто смотрели друг на друга, не мигая. Я не мигал от шока, а тот, под окном, потому что нечем было. У меня на голове явственно шевелились волосы… Вдруг существо под окном раскрыло огромную пасть (я только во «В мире животных» видел, чтобы так широко пасть открывалась, у змей!) и облизнулось длиннющим чёрным языком. А потом завыло. То есть, на самом деле этот пакостник не издал ни звука. Заунывное голодное «уы-ы-ы» раздалось у меня в голове. Я заорал и выпустил банку, втянулся на кухню и захлопнул окно. Перекрестив его три раза, я бросился по всем комнатам, шепча молитвы, какие знал, и крестя все окна, двери и вентиляционные решётки — вообще все отверстия, которыми дом соединялся с окружающим миром! Жена и дети смотрели на меня вытаращенными глазами, но мне было всё равно… На их вопросы я не отвечал ничего, только продолжал молиться… Лишь после того, как я обезопасил, как мне казалось, все отверстия, я осмелился на четвереньках подползти к кухонному окну и тихонечко выглянуть… Снаружи никого не было. Трясущимися руками я задёрнул шторы… Больше той ночью ничего не произошло, но вечер однозначно был испорчен. Жена, выслушав мой рассказ про мертвяка (рассказывать про баночки с напитком я посчитал ненужным, так как это была лишняя информация, не имеющая отношения к делу), лишь потребовала дыхнуть. Чеснок своё дело сделал, да и баночку я успел принять только одну, так что, не определившись с запахом, она покрутила пальцем у виска и потребовала лучше высыпаться…
Весь следующий день я убеждал себя, что мне, и правда, почудилось — то ли с недосыпу, то ли пенное какое-то попалось некачественное… Однако до конца успокоиться не удалось. Так что вечер я встретил во всеоружии — с бутылочкой горячительного. Того самого, которое рюмками… Поначалу всё было спокойно. Семейство усердно смотрело свои мультики, фонарь за окном светил ярко и ровно. Под окнами никто не шлялся. По крайней мере, из окна я никого не видел. Для большего обзора нужно было открыть фрамугу и высунуться, как вчера. Но делать это мне ох, как не хотелось… С другой стороны, томиться в неведении было ещё хуже. Короче, решил я для начала укрепить свою храбрость… Первая стопка хорошо пошла. Я повеселел и расправил плечи. Ну-ка, что там за нечисть под окном? Уж не серенаду ли моей супруге спеть захотел, не даром же шляпа словно у Донкихота какого… Шалишь, братец! Приняв ещё сто грамм храбрости, я резко распахнул фрамугу и… налил ещё сто грамм. «Итого триста грамм — это кое-что!» — как спел бы Никулин в «Кавказской пленнице», если бы её не изрезала цензура…
«Эти сто грамм, — мысленно постановил я, — получу, если-таки выгляну. Как поощрение за смелость.»
Аккуратно, стараясь не расплескать драгоценный стопарик, я протиснулся в окно. Хорошо на улице, свежо! Глянул вниз…
Упырь висел на стене, в полутора метрах от меня. Висел? Сидел, я хотел сказать. Словно какая-нибудь ящерица, он сидел на кирпичной стене, прилипнув, как видно, ступнями и ладонями. На уровне третьего этажа (я живу на четвёртом). Он с шумом обнюхивал стену, и даже, как мне показалось, что-то с неё слизывал. Когда я высунулся, он тут же поднял голову и посмотрел на меня из-под шляпы своими чёрными дырками, раззявив такую же чёрную бездонную пасть. «Уы-ы-ы! У-ы-ы!» — началось у меня в голове… Не долго думая, я плеснул ему водку в лицо и рванулся назад. Прежде, чем оказаться в спасительном свете своей квартиры, я успел увидеть, как голова вурдалака выстрелила вбок на неестественно удлинившейся шее и поймала водку пастью!
«Уы-ы, уы…» — услышал я удаляющееся довольное урчание…
Весь следующий день меня трясло и лихорадило. Я был сам не свой. Кажется, я понял, что привлекло под мои окна монстра… Идя с работы, я купил пять банок пива, и подойдя к тому месту, где впервые увидел «ночного гостя», открыл их и вылил на асфальт. Прохожие странно косились, бабки на лавочке громко и ехидно комментировали, но мне не было дела. «Вот тебе, лакай, залейся, только к окну моему больше не лезь!» — мысленно причитал я, совершая жертвоприношение…
Когда за окном начало смеркаться, я принялся, как и позавчера, бегать по квартире и осенять все щели крестным знамением. Разложил на подоконниках чеснок. Наорал на жену, попытавшуюся его убрать. Сам получил такую порцию крика, что махнул рукой — фиг с ним, пускай убирает…
За третий вечер я ни разу не подошёл к окну. Сидел в гостиной и вместе с семьёй смотрел диснеевских медведей. Супруга и отпрыски сидели как-то подобравшись, то и дело кидая на меня подозрительные взгляды. Медведи по-прежнему не упускали ни единой возможности поправить здоровье глотком — другим, но теперь это меня совсем не вдохновляло. Я только опасливо косился в сторону окна и поглаживал рукоятку молотка, припрятанного за креслом и облитого для верности святой водой… На часах было пол-одиннадцатого, пора было готовиться ко сну…
— Уы-ы-ы, уы-ы-ы-ы! — раздалось в голове с такой силой, что меня аж подбросило в кресле! — Уы-ы-ы-ы-ы!
В панике я начал метаться по квартире, размахивая молотком. Жена что-то кричала, сыновья плакали, а я ничего не мог разобрать…
— Уы-ы-ы-ы!!! — рявкнуло так, что в глазах потемнело… Не соображая, что делаю, я забежал на кухню и рванул занавеску с окна. Внизу стояла толпа! В плащах и шляпах, в драных пальто и сгнивших шубах, в самых немыслимых лохмотьях, с белыми лицами, с серыми лицами, с голубыми и синими и вовсе с зелёными, они все пялились на меня сотнями пустых провалов и хором тянули: «Уы-ы-ы-ы-ы-ы!»
Я начал кричать и прыгать на месте, молиться и материться, призывать Господа, всех Святых и милицию! Потом я побежал в гостиную, едва не сбив с ног жену, распахнул дверцы бара, где мы держали дорогое спиртное на случай дорогих гостей и принялся выгребать коньяки и вина, мартини, текилу и, Бог знает ещё какое, элитное бырло. Схватив всё в охапку, я снова побежал на кухню, опять чуть не опрокинув супругу. Распахнув окно настежь, я стал кидать бутылки в воющую толпу нежити, выкрикивая: «Вот вам! Подавитесь! Нате, жрите, упыри проклятые!!!» Стекло лопалось на асфальте, а содержимое оставляло разводы в форме звёзд…
* * *
Очнулся я к утру в больнице. Врачи со скорой поставили «алкогольный галлюциноз». Это вроде как бы белка, но не белка, реже встречается. Мелочь, а приятно — чувствуешь себя особенным… Лежал я две недели в неврологическом отделении — вроде бы, повыкидывав бутылки, я потерял сознание и сильно стукнулся головой. По новым законам, упечь меня на принудительное лечение ох, как непросто, так что поставили мне «сотрясение мозга» и с моего же согласия положили в неврологию.
Завтра я выписываюсь. Толик, сосед мой по палате, предлагает отметить. Говорит, сумел в процедурной утащить пару флаконов со спиртом. Есть у нас и другие товарищи, из соседних палат и отделений, тоже вроде не с пустыми руками — кто спёр спирт, кому друзья передали… Чтобы нас не засекли, решили мы собраться ближе к полуночи в больничном морге. Он как раз под нашим отделением, в подвале. Что-то нехорошее у меня предчувствие, тем более, полнолуние сейчас… Но не отказываться же?