Итак, вчера 6 ноября, в 3.34 утра по местному (Челябинскому) времени меня тихим голосом будит жена. Мутное сознание, прорывающееся сквозь едва открытые глаза, уже что-то начинает осознавать. Передо мной стоит моя благоверная и, ничтоже сумняшеся, сообщает тихим голосом:
— У меня отошли воды.
— Сколько у нас есть времени?
— Все нормально, время есть.
Как ни старался, но суета все равно возникла. Открыть сайт роддома, уточнить список вещей, которые необходимы в дорогу, умыться, еще раз свериться со списком, окончательно проснуться и, наконец, поехать в родильный дом. За временем я уже, разумеется, не следил. Кстати, в списке вещей есть два занимательных пункта: «Вода, шоколад, бутерброд с сыром» и «Расслабляющая музыка». Почему с сыром? А колбаску можно? И расслабляющая по моему мнению, или мнению жены? Мы чуть-чуть поспорили о выборе, и решили, что на месте разберемся.
На место мы приехали около пяти утра. Уже и забыл, как пусты дороги ночами. Недостаток сна сыграл свою злую шутку, и в приемном отделении я уже не теребил свое остроумие, пытаясь натужно выдать очередную шутку, чтобы хоть как-то скрыть свою нервозность. Медсестра в течении получаса собирала анамнез жены (зачем, кстати, ей знать МОЙ возраст? Не я ведь рожаю!), пока я сидел смирно на стульчике в холле.
Потом жену увели в душ, выдав больничную одежду: сорочку и халат. Я снова пытался шутить о том, что Кавалли нервно курит в сторонке, взглянув на местную моду, и что нельзя ли и мне такой крутой прикид. Нет, нельзя. Мне сказали переодеться в заранее подготовленную (женой, конечно же!) одежду. Она откровенно издевалась надо мной: это были широкие штаны, цвета пустынного камуфляжа и маленькая по размеру белая футболка.
В общем, мы, таки, добрались до родзала №6, где пытались с уютом разместиться. Мне даже выдали стул. Видимо, как одному из немногих отважившихся на это приключение мужчин. К слову, я видел в живую только одного, когда уже уходил. А это было (упс, спойлер!) через 15 часов.
Поставив телефоны на зарядку, подключив один как хот-спот, сделали себяшку, отметившись в Инстаграме, и ВК. Потом включили через Яндекс.Музыку сборник композиций New York Jazz Lounge, и стали жить-поживать в этой убранной кафелем палате, среди множества разных медицинских штучек, неясного назначения. Пришла медсестра, и не без заморочек подключила аппарат КТГ (кардиотокограмма, ЕМНИП) для изучения пульса плода и вычисления неких баллов Фишера. Оценка была выдана прибором через 20 минут, и врачи эту штуку утащили.
Напротив кровати (понятия не имею, как она правильно называется) висели часы. То, что они мне станут как родные, или как беспристрастный, но жестокий судья, я еще не знал. Ведь тогда было всего лишь 6.13 утра.
Время тянулось медленно, а схватки у жены становились все сильнее. Она все крепче сжимала мою руку, в глазах отражалась нечеловеческая боль. Я успокаивал ее, говорил «Дыши, дыши, дыши, не кричи». А когда боль отступала, она практически сразу проваливалась в сон, так как очень устала. Временами приходила врач, сетовавшая на то, что мы мало пьем. Я, как бы не старался, не мог заставить жену попить.
Знаете, насколько это страшно? Твоя любовь лежит рядом и корчится от невозможной боли, а ты не можешь ничем помочь, кроме слов поддержки. Даже понимая, что это все ради ребенка. В два часа дня раскрытие было только на 6 сантиметров, а она уже не могла даже самостоятельно дойти в туалет. Я вился вокруг нее, укутывая в простыню, предлагая воду и таская ее в уборную. Затем еще раз КТГ, чтобы проверить состояние плода, и готовность роженицы для анестезии. Датчик все время сползал, не давая правильных показаний. И вместо 20 минут, мы потратили 40.
Однако все было благополучно, и моей жене все таки вкололи анестезию. Я уже было решил, что у меня есть пара часов какого-то отдыха. Но я ошибся. Безусловно, она спала, но на каждую схватку просыпалась, и, словно в тумане, мучалась вновь. А схватки уже совсем часто. Через полтора часа, заплетающимся языком она простонала, что это уже не схватки, а потуги. Я, как сайгак, поскакал за врачом. Которая, проведя обследование, приказала еще полежать. В последствии этот цикл повторился два раза.
В 16.00 меня выгнали из палаты. Начались роды. Я, без ложной скромности, повидал в жизни всякого. А здесь, даже не видя, а лишь слыша то, что там происходит, едва не расплакался от бессилия. Мне 28, я не плакал уже много лет. Но она так кричала! Я позвонил другу, который пытался отвлекать меня от моей паники, за что спасибо ему большое.
Однако, все аргументы, которые мне озвучивали в пользу моего отсутствия на самих родах, я так и не принял. Процесс был синусоидальным: тишина, а затем крики «Давай-давай!», и по новой. Извините, конечно, но я тоже так умею! Я смотрю футбол! Ну, и как же моя жена там, без меня, без моей поддержки?! Говорили, что это, мол, сильно страшно, и мне еще с ней жить. Вот именно, мне с ней жить еще! Ничего подобного, говорил я, это процесс появления моего ребенка от моей жены, я должен это выдержать! Но, разумеется, врачам виднее, и я не держу на них никакого зла. Именно из-за того факта, что меня выгнали, я и написал в заголовке, что «почти родил», ведь я был с женой не до конца.
Все кончилось в 16.35, меня позвали, заставили долго мыть руки с мылом и спиртом (а я ведь не пью!), и дали перерезать пуповину. Вопреки моим представлениям, она фиолетово-синяя, а не красно-розовая. Малыш в этом время лежал на груди матери, и покрикивал. Он тоже был синеват, в крови и прочей мякоти. И… меня опять выгнали! Да сколько можно?! Это же все из-за меня, собственно, почему меня тут вообще держат за умалишенного какого-то?!
Через десять минут, однако, вновь зазвали обратно. Малыша уже помыли, и я впервые взял на руки своего первенца. Сына, которого мы назвали Константин.
(с) jetwin